«Идём в атаку…До встречи, мои родные и любимые жена и дети!» (Рассказ моей мамы — Загребиной Валентины Стефановны о моем отце)

Дети войны

Валентинка медленно брела по пустынному переулку, тяжело волоча за собой холщовую сумку с длинной лямкой, в которой были учебники для первого класса.

Валентинке (так называл её отец, а ещё он называл её «доча») было восемь лет. Она училась в первом классе. Шел апрель 1943 года. Ей не хотелось идти домой. В конце переулка она увидела приисковую почтальоншу, довольно пожилую женщину, но которую все называли Раечкой. «А вдруг есть «треугольничек» от папки», — оживилась девочка.

Она вспомнила отца, рабочего старательской бригады прииска Сутара. Вспомнила, как он приходил домой уставший, чумазый с работы, где он мыл золото, но всегда оживлённый и радостный. Шумно и как-то «аппетитно» умывался под железным умывальником у двери. Затем, надев свою любимую голубоватую косоворотку, румяный и большеглазый (как и Валентинка), потирая руки и озорно подмигивая матери, спрашивал: «А где моя доча Валентинка и мой гарный парубок Ванятка?»

Валентинка вместе с Ванюшкой, двухлетним карапузом, бежали навстречу этим большим тёплым рукам и любящим глазам отца. И начиналась игра. Вернее, не игра, а общение счастливых людей, которым всегда было хорошо вместе…

Мама, молодая, красивая, счастливая, любовно смотрела на них, барахтавшихся на перине, бросающих друг в друга подушки и думки, совсем не сердито говорила: «Да уймитесь, неугомонные! Соседям от вас нет покоя!» Жили же в коммуналке с общим коридором, общей кухней и тонкими перегородками. Отец сгребал и её в охапку. Смеха и шума становилось больше. И тогда соседи стучали в стенку их комнаты со словами: «Эй, вы, детский сад, потише!»

Действительно, детский сад: отцу – 28 лет, матери – 26 лет, Валентинке – шесть лет, а Ванюшке – два года! Казалось, что всегда будет так: тепло, радостно, счастливо!

И вдруг… холодное, зловещее слово «Война!» Отец уезжает на фронт в начале августа 1941 года, спустя несколько дней после прихода матери из больницы, когда принесла она в тёплом цветастом одеяле ещё одного братика — Саню. Отец стоял возле машины, отправлявшейся в райцентр Облучье, обнимал всех разом и как-то взволнованно, с большими паузами, словно спотыкаясь, говорил: «Прости, Галя, что оставляю тебя одну с такой оравой. Видишь, какая беда приключилась. Ехать надо… Если что… ты уж постарайся воспитать их людьми»

Последние слова особенно запомнила Валентинка. Отца уже нет два года, за это время от него пришло всего два треугольничка-письма. Письма начинались одинаково: «Здравствуйте, дорогие мои, любимые мои жена и дети!»…

Давно уже не было писем от отца.

Валентинке очень не хотелось идти домой. Она представила, что, как и всегда, братишки голодные, грязные, всё, что можно было перевернувшие, будут просить у неё: «Кушать хотим, хлеба, дай хлеба!» И в кудахтанье куриц ей тоже слышалось: «Хотим есть, хотим есть…» Просящее будет заглядывать в глаза ей и пёс Бегунок, отчаявшись найти еду самостоятельно.

А ей самой, усталой и голодной, отучившейся четыре урока, надо будет варить или жарить на воде картошку, мыть малышей, стирать им единственные рубашонки и штанишки, подметать пол, кормить кур, идти за водой к колодцу и делать ещё много-много других дел. А потом, уже засыпая, писать палочки и крючочки, читать букварь, чтобы стать, как просил отец, «людьми», и оправдать положение старшей в доме, как наказывала ей мать.

Валентинке очень жаль маму, сразу после ухода отца на фронт постаревшую, с потухшими глазами она уходила на работу далеко до рассвета, когда они ещё спали. Мама приходила поздно, в сумерках и, быстро спросив, не было ли писем от отца, бросала стежёнку на пол, опускалась на неё и засыпала тяжёлым сном смертельно уставшего человека, никак не реагируя на мольбу Валентинки съесть хоть одну картофелину.

«Валентинка, подожди, возьми письмо», — услышала она голос Раечки, прервавшей мысли девочки о матери. «От папки, Раечка?» — радостно спросила Валентинка.   Раечка почему-то промолчала, сунула ей в руку длинный сероватый конверт и быстро пошла назад. «Почему же такой конверт, а не треугольничек?» — подумала девочка. Её учительница Ефросинья Кузьминична всегда хвалила её за быстрое и выразительное чтение. Девочка распечатала конверт. Печатными буквами на листке было написано «Ваш муж, Осадчий Стефан Иванович, пропал без вести в апреле 1943 года» Сердце у Валентинки куда-то ухнуло и на миг остановилось…

«Похоронка», — помертвевшими губами прошептала девочка. «Нет, не может быть! Её отец, её добрый, весёлый папка, тепло рук которого она помнила до сих пор, просто не мог пропасть без вести! Он вернётся!»

«Нет, мамке я письмо не покажу, я его спрячу завтра подальше, закопаю в огороде, а сейчас положу в букварь», — решила она. Мать в сумку не заглядывала, доверяя ей во всём. Валентинка быстро зашагала домой. Дома было всё так, как она представляла. А вечером на вопрос матери, не было ли письма от отца, отвернувшись, тихо сказала: «Нет»

На другой день к вечеру Валентинка пошла за водой к колодцу. Вёдра на коромысле почти волочились по земле. Соседка Варвара помогла наполнить вёдра. Уже подходя к дому, девочка услышала душераздирающий крик матери и перепуганных братишек. Мать, сердцем почуяв неладное, заглянула в сумку дочери и обнаружила там зловещий серый конверт.

«Не успела спрятать», — укорила себя Валентинка и шагнула в дверь. Сейчас она действительно была старшая в доме – эта восьмилетняя девочка, первоклассница 1943 года.

Уже после смерти отца получили письмо-треугольничек от него из Карелии: «Пишу на пеньке. Идём в атаку. Бой будет тяжёлым. Но не такие бывали. До встречи, мои родные и любимые жена и дети» Письмо получили. А встречи не дождались. Хотя надежда никогда не уходила.

Уже нет в живых матери, братьев. Прошло более 70 лет со дня Великой Победы. А Валентинка, дитя войны, старенькая и больная, по-прежнему живёт надеждой найти могилу своего любимого папки. А пока каждый год 9 мая возлагает цветы к подножию памятника погибшим в Великую Отечественную войну.

Это рассказ моей мамы Загребиной Валентины Стефановны